В комплексе ресурсов современной инфраструктуры системы образования цифровизация заняла доминирующие позиции. Под ее эгидой развиваются все уровни и составляющие социально-культурной сферы общества. Данное положение дел является очевидной и актуальной реальностью. Однако для историка, помимо рефлексии происходящего, в исследовании любого процесса всегда бывает важно выяснить его истоки и генезис. Обращение к проблеме становления советской системы образования, в частности, к ее наиболее массовому школьному формату, в первое десятилетие советской власти, показывает насколько остро в тот период также стояла проблема материально-технической инфраструктуры. Однако в качестве ее ресурсной базы выступали оптимальная школьная сеть, ее учебные здания, их площадь, позволявшая осуществлять процесс всеобщего обучения, кадры учителей. Таким образом, системное и комплексное представление об отечественной системе образования необходимо формировать с точки зрения научного принципа историзма, что актуализирует исследование событий столетней давности и обращает наше внимание к историографии проблемы развития школьной системы образования на этапе социально-политической и культурной трансформации России в
1920-е гг.
Авторы первых публикаций на данную тему не являлись профессиональными историками, они были современниками происходивших событий, работниками органов народного образования разных уровней, принимавшими непосредственное участие в первых советских преобразованиях. С середины 1930-х гг. предметом научного исследования стал определенный круг вопросов развития школьной сети, введения всеобщего обучения, организаторской роли партийно-советского руководства, отражения позитивной динамики в достижении целей советского строительства.
Во второй половине ХХ в. появляются крупные монографические работы историков Ф.Ф. Королева и З.И. Равкина [1; 2], которые не были лишены определенной идеологической заданности. Вместе с тем они содержали в себе масштабный фактический и статистический архивный материал, обогативший историографию школьного строительства первых лет советской власти. Исследования этих авторов, их теоретические выводы задавали дальнейший историко-методологический ориентир изучению проблем образования. За последние десятилетия был опубликован внушительный перечень работ, посвященных генезису системы советского школьного образования, подготовлены диссертационные исследования историко-педагогического характера [3]. Между тем для воссоздания целостной картины истории отечественного образования важно продолжать изучение его региональных аспектов развития, опираясь на архивные документы.
Предметом данного исследования является состояние материально-технической инфраструктуры школьной системы на этапе ее становления в первой половине 1920-х гг. В этот период страна переходила к мирному восстановлению народного хозяйства и социально-культурной сферы жизни общества. Донской край в этом процессе демонстрировал интересный и наглядный опыт, отражавший общероссийские тенденции и имевший свою специфику. В первой половине 1920-х гг. Донской регион пережил несколько этапов административно-хозяйственного и территориального деления. В 1920-1924 гг. его статус определялся рамками Донской области, а с 1924 по 1931 гг. – Донского округа, включавшего 12 районов общей площадью почти 34 тыс. кв. км. с численностью населения 1.143.882 человек [4]
В основу работы положен комплекс источников – архивных материалов, сосредоточенных в фондах центрального Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и региональных архивах – Государственном архиве Ростовской области (ГАРО) и Центре документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Особенностью архивных документов первых лет советской власти на Дону, касающихся статистических данных системы образования, является их относительная полнота и некоторая противоречивость, встречающиеся ошибки подсчета итоговых показателей. Причин тому несколько: нехватка опытных специалистов на заре советской власти, невысокий уровень подготовки тех, кто привлекался к технической обработке материала и их систематизации; отсутствие до 1922 г. в структурах местных отделов народного образования специальных учетных и информационно-статистических подразделений. Единообразные формы отчетности и статистических сведений были выработаны в ведомстве Народного комиссариата просвещения (далее – Наркомпрос) только к 1924 г. Тем не менее внимательное отношение исследователя к имеющимся региональным архивным статистическим источникам, их верификация позволяет реконструировать историю становления инфраструктуры советской системы школьного образования с точки зрения общего и особенного, заполнив таким образом историографические лакуны.
Первоочередной задачей процесса формирования раннесоветской системы народного образования было создание материально-технической инфраструктуры школьной сети, имеющей достаточное количество учебных зданий и кадров учителей, для реализации планов всеобщего обучения (далее – всеобуч). В начале 1918/1919 учебного года Наркомпрос декларировал в качестве своей основной миссии – реализацию планов всеобуча детей в возрасте от 6 до 17 лет. Отделы народного образования (далее – ОНО) всех уровней должны были разработать план своей региональной школьной сети, включавший смету строительства и оборудования школ, расчеты по обеспечению учебного процесса учителями, а учащихся – бесплатными учебниками, одеждой и питанием [5, с.14]. Так как начальная школа в дореволюционной России была основным и массовым типом системы обучения, большевики опирались на ее сохранившуюся после военно-революционных времен (1914-1918 гг.) инфраструктуру с преимущественным правом бесплатного начального образования для детей из семей трудящихся, беднейших слоев и красноармейцев.
В 1919-1921 гг. Наркомпрос отмечал рост школьной сети за счет увеличения групп (классов) и числа учащихся. В начальной школе (I ступень, возраст 8-12 лет) обучалось 70-75 % детей из рабоче-крестьянской среды. В средней школе (II ступень, возраст 13-17 лет), обучалось 5-9% детей, в значительной степени имущих родителей [6, с. 98]. Средний процент учащихся в школах областных центров по отношению ко всем детям составлял немногим больше 40%. При этом охват этих детей обучением происходил в условиях хронического недостатка школьных площадей и помещений. В условиях остаточного принципа финансирования социально-культурной сферы и школьного строительства Наркомпрос вынужден был идти на непопулярные меры, решая проблему всеобуча за счет увеличения числа школьных групп и количества учащихся в них. В результате распространенным явлением стало размещение нескольких школ в одном здании и проведение занятий в нем в 3-4 смены. Многие учителя, получавшие мизерную плату за свой труд, психологически и физически не выдерживали нагрузки и увольнялись, не дожидаясь окончания учебного года. Кризис школьных площадей усугублялся кадровым кризисом с вакансией 15-20 % учительских должностей [6, c. 99].
Недофинансирование системы образования повлекло в 1921/1922 учебном году свертывание школьной сети. Наглядно этот процесс можно увидеть на примере статистики показателей региональных отделов народного образования. К примеру, в областном центре Донского отдела народного образования (далее – ДОНО) в начале учебного года работало 227 начальных школ, в конце учебного года в областном центре оставалось работать 86 школ [7, Л.10]. Количество учителей за год сократилось с 1486 до 854. Если в областном центре школьная сеть за минувший учебный год сократилась практически вдвое, то в округах и волостях области ситуация была еще хуже. К концу учебного года в лучшем случае там оставалось 40-25 % работающих школ, на работу в них выходило 20-30 % учителей [8, Л.117-120]. При этом многие школы, показанные в отчетах отделов народного образования как функционирующие, не дорабатывали в учебном году по несколько месяцев. Они закрывались из-за неудовлетворительного состояния материально-технической базы, отключения электричества, отсутствия дров для отопления, эпидемий тифа и холеры, высокого уровня заболеваемости детей дизентерией. Зимой классы пустовали из-за пропусков занятий детьми по причине бедности семей, отсутствия у них теплой одежды и обуви. Осенью и весной посещаемость школы снижалась, так как детей привлекали к домашним хозяйственным делам, заработкам, сбору урожая или посевной. Посещаемость школы заметно снижалась в религиозные праздники. В результате средняя продолжительность обучения детей в начальной школе составляла 2,2 – 2,5 года [9, с. 50-51].
Руководители ведомства Наркомпроса, партийно-советские органы власти на совещаниях разных уровней в 1921-1923 гг. выражали озабоченность сложившимся в школьной инфраструктуре положением, называя его катастрофическим. Однако изменить ситуацию существенным образом власть не могла по ряду причин. Во-первых, финансирование системы образования из центрального бюджета продолжало осуществляться по остаточному принципу; местный бюджет только формировался, и его наполнение было нестабильным; внебюджетные источники (плата за обучение, самообложение населения, комитеты содействия, шефская помощь) позволяли лишь отчасти поддержать материально-техническое состояние школ, но не остановить сокращение сети школ. Во-вторых, местные органы управления народным образованием в тот период были заняты проблемой структурно-кадровых сокращений в рамках перестройки работы всего ведомства Наркомпроса, вследствие чего плохо владели ситуацией на местах и не могли оперативно ею управлять.
Преодоление экономического кризиса к середине 1920-х гг., восстановление народного хозяйства давали возможность увеличить государственное финансирование советской системы образования, что гарантировало развитие школьного строительства и реализацию планов всеобуча. В подтверждение намерений власти в начале 1923/1924 учебного года вышло правительственное постановление «О сети учреждений Наркомпроса РСФСР», в котором устанавливался десятилетний срок реализации планов всеобуча [5, с.21]. Согласно документу в отделах народного образования были созданы сетевые комиссии, обязанность которых состояла в изучении условий и планировании рациональной школьной сети. Сотрудники проводили учет детей школьного возраста на территории своего отдела образования, проверяли материально-техническое состояние существующей сети школ, их расположение (школьный радиус) и пути сообщения с населенными пунктами [10, Л. 2]. Сетевое обследование позволило определить имеющийся на местах хозяйственно-экономический потенциал, показало, что восстановление народного хозяйства страны позитивно отразилось на состоянии школьного дела и привело к увеличению притока детей в школы. При этом соотнесение полученных данных с поставленными властью масштабными задачами школьного строительства и всеобуча показало, что их практическая реализация в полном объеме в ближайшие годы затруднена. В Донской области к середине 1920-х гг. практически каждый густонаселенный пункт формально имел школу I ступени, однако размеры ее площади не позволяли вместить всех желающих учиться, а материально-техническая оснащенность не отвечала элементарным требованиям организации учебного процесса. Расчеты сетевых комиссий ДОНО показали, что осуществление планов всеобуча, предполагавшего масштабный охват детей, и непропорционально низкое число существовавших школ, требует строительства минимум 240 учебных зданий. Разрядить кризис школьных помещений отчасти должна была программа возвращения зданий, которые изначально принадлежали ведомству Наркомпроса, но в годы Гражданской войны были заняты под военные нужды. Однако процедура возвращения этого фонда очень затягивалась.
Комплектование школьной сети учительским контингентом в соответствии с принципами государственной кадровой политики являлось системной проблемой для ведомства Наркомпроса. Для работы в школах Донской области требовалось подготовить около 2 тыс. учителей, имеющих достаточный уровень профессионально-политической грамотности. Экспертные комиссии, специально созданные при отделах народного образования, занимались вопросами качественного улучшения состава школьных работников, проверки их лояльности советской власти отбора по итогам ежегодных аттестаций. Итоги работы комиссий ДОНО в 1924 г. показали, что уровень подготовки значительной части школьных учителей не отвечал предъявляемым требованиям, в связи с чем была активизирована работа массовых учительских курсов переподготовки для работы в советской школе [11, Л. 30].
Существовавшее в тот период остаточное финансирование социально-культурной сферы позволяло в лучшем случае выполнить план школьного строительства на 25% [12, Л. 50]. Эта ситуация обуславливала поэтапность и выборочность работы отделов народного образования, ее идеологические приоритеты пролетаризации школы и первоочередное предоставление мест в ней детям беднейшего крестьянства и трудящихся. Так, декларируемые советской властью гуманистические планы всеобщего бесплатного обучения были дискредитированы и реализовывались в ущерб детям непролетарского происхождения.
В 1923/1924 учебном году Донской отдел народного образования фиксировал медленное, но стабильное увеличение численности учащихся в среднем на 15 %. В середине учебного года в области насчитывалось 483 начальные школы (что составляло 90% всей школьной сети области), в них обучалось около 70% детей от общего числа всех учащихся. Между тем продолжала сохраняться диспропорция между существующей сетью школ и приростом количества учащихся в отношении 1,3:4, что выражалось в переполненности классов и многосменности занятий. В этом учебном году органы народного образования, руководствуясь принятым в мае 1923 г. Уставом единой трудовой школы, начали прием в школу по принципу классового подхода. Вместе с этим вводилась плата за обучение детей (в качестве временной меры), чьи родители относились к категории «нетрудящихся элементов», что обеспечивало увеличение процента пролетаризации школы и поступление средств на ее содержание [13, Л. 2].
Работу по приему учащихся осуществляли специально созданные приемные комиссии, в состав которых входили представители органов народного образования, партийно-советских, комсомольских, профсоюзных структур. Места для учебы детей предоставлялись на основании заявлений, социального и имущественного положения родителей. В городах первую очередь в школу принимались дети рабочих и школьных работников, в сельской местности – дети крестьянских бедняков. Во вторую очередь – дети советских служащих, безработных, остального трудящегося населения. В третью очередь – дети родителей, имевших «свободные» профессии. В случае отказа комиссией в приеме в школу детей родителей 3-й очереди, их заявления и личные дела передавались в отделы народного образования, которые занимались распределением детей по другим школам.
Работа многих приемных комиссий вызывала общественное недовольство родителей, их жалобы в различные инстанции. Выяснялось, к примеру, что заявления о приеме в школу рассматривались не комиссией, а кулуарно, руководителями школы. Экономические интересы их личного обогащения или привлечения средств на содержание школы определяли приоритеты приема детей имущих граждан в школу. Если при проверке вскрывались факты нарушения правил приема, то отделы народного образования назначали специальные конфликтные комиссии для пересмотра прежних решений [14, Л. 14].
Статистика Донского отдела народного образования в 1924/1925 учебном году показывает, что 85% принятых в школы областного центра детей составили льготные категории. Из них 47,5% учащихся были из семей рабочих, 3,8% – из крестьянских семей, 0,94% – детей красноармейцев, 33,2% – учеников из семей служащих. Остальные 15% получивших места в школе были детьми предпринимателей, представителей творческих профессий и духовенства [15, Л. 4-5]. Как в дальнейшем показала практика, уже с третьего года обучения начинался «отсев» из школы учащихся из малообеспеченных слоев, поступивших туда по спискам «первой очереди». При переходе учащихся в старшие классы начальной школы, а тем более из школы I-й ступени во II-ю ступень, процент детей из бедных слоев общества заметно снижался. Сказывались материальные проблемы семьи, препятствовавшие продолжению обучения детей, косность взглядов на нецелесообразность долгого времени, проводимого за партой, в ущерб зарабатыванию средств на жизнь.
Функционирование советской школьной системы в условиях финансирования по остаточному принципу в первой половине 1920-х гг. показало глубину ее кризиса. Образовательный процесс осуществлялся в полуразрушенной сети учебных зданий, переживая по форме и содержанию деструктивные времена. Реализация принципа всеобуча, несмотря на декларативные заявления Наркомпроса о его приоритетности, была практически законсервирована. Власть пыталась отчасти решить эту проблему, взяв курс на пролетаризацию школы. Мероприятия носили формально-классовый характер, обеспечивали приоритетное право получения образования детям из беднейших слоев населения. Путь к получению доступного образования преграждался детям имущих слоев, что дискредитировало провозглашенный большевиками демократический принцип всеобщего обучения.
Таким образом, меры, предпринимаемые советской властью по восстановлению и стабилизации системы образования, носили половинчатый, выборочный характер, что отодвигало во времени решение комплекса принципиальных вопросов, связанных с развитием школьной материально-технической инфраструктуры. Эти процессы достаточно отчетливо проявились в Донском округе. В середине 1920-х гг. актуальность повестки дня по-прежнему определяли вопросы стабильного государственного финансирования системы образования, формирования устойчивого местного бюджета, преодоления кризиса школьных площадей, обеспечения учебного процесса кадрами учителей и материальной поддержки детей из беднейших слоев населения. Процесс формирования школьной материально-технической инфраструктуры, как показывает исследование, был втянут в орбиту партийно-государственного контроля и в дальнейшем стимулировался их директивами.
Список литературы
1. Королев Ф.Ф. Очерки по истории советской школы и педагогики (1917-1920) / Акад. пед. наук РСФСР. М. : Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1958. 551 с.
2. Равкин З.И. Советская школа в период восстановления народного хозяйства 1921-1925 гг. / Под ред. проф. П. Н. Шимбирева. М. : Учпедгиз, 1959. 275 с.
3. Историография общеобразовательной школы РСФСР : монография / В.А. Мясников, А.В. Овчинников, Г.Н. Козлова; Российская акад. образования, Федеральное гос. науч. учреждение «Ин-т теории и истории педагогики». М. : ИЭТ, 2013. 184 с.
4. Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. 1485.Оп. 1. Д. 59.
5. Народное образование в СССР : Общеобразоват. школа : Сборник документов 1917-1973 гг. М. : Педагогика, 1974. 559 с.
6. Народное образование по основному обследованию 1920 года. М.: Наркомпрос, 1922. Т.1. 105 с.
7. ГАРО. Ф. Р-1818. Оп. 1. Д. 85.
8. ГАРО. Ф. Р-1818. Оп. 1. Д. 2.
9. Всеобщее начальное обучение : (Материалы к докладу Наркомпроса РСФСР на 3-й сессии ВЦИК XII созыва) / Под ред. М. С. Эпштейна; НКП РСФСР. Глав. упр. соц. воспитания и политехн. образования. М. ; Ленинград : Гос. изд-во, 1926. 62 с.
10. ГАРО. Ф. Р-2584. Оп. 1. Д. 16.
11. ГАРО. Ф. Р-2584. Оп. 1. Д. 47.
12. ГАРО. Ф. Р-1818. Оп. 1. Д. 69.
13. ГАРО. Ф. Р-1818. Оп. 1. Д. 87.
14. ГАРО. Ф. Р-64. Оп. 3. Д. 1.
15. ГАРО. Ф. Р-2584. Оп. 1. Д. 19.
References
1. Korolev F.F. Ocherki po istorii sovetskoi shkoly i pedagogiki (1917-1920). Moscow: Izd-vo Akad. ped. nauk RSFSR; 1958. 551 p. (In Russ).
2. Ravkin Z.I. Sovetskaya shkola v period vosstanovleniya narodnogo khozyaistva 1921-1925 gg. Moscow: Uchpedgiz; 1959. 275 p. (In Russ).
3. Myasnikov V.A., Ovchinnikov A.V., Kozlova G.N. Istoriografiya obshcheobrazovatel'noi shkoly RSFSR. Monograph. Moscow: IET; 2013. 184 p. (In Russ).
4. The State Archive of the Rostov Region. Fund 1485. List 1. File 59. (In Russ).
5. Narodnoe obrazovanie v SSSR. Obshcheobrazovat. Shkola. Sbornik dokumentov 1917-1973 gg. Moscow: Pedagogika; 1974. 559 p. (In Russ).
6. Narodnoe obrazovanie po osnovnomu obsledovaniju 1920 goda. Vol.1. Moscow: Narkompros; 1922. 105 p. (In Russ)
7. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-1818. List 1. File 85. (In Russ).
8. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-1818. List 1. File 2. (In Russ).
9. Epshtein M.S. (ed.). Vseobshchee nachal'noe obuchenie. Materialy k dokladu Narkomprosa RSFSR na 3-i sessii VTsIK XII sozyva. Moscow: Gos. izd-vo; 1926. 62 p. (In Russ).
10. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-2584. List 1. File 16. (In Russ).
11. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-2584. List 1. File 47. (In Russ).
12. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-1818. List 1. File 69. (In Russ).
13. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-1818. List 1. File 87. (In Russ).
14. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-64. List 3. File 1. (In Russ).
15. The State Archive of the Rostov Region. Fund R-2584. List 1. File 19. (In Russ).
Информация об авторе/About the Author
Ялозина Елена Алексеевна, кандидат исторических наук, доцент, доцент Департамента гуманитарных наук Факультета социальных наук и массовых коммуникаций Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, Москва, Россия, e-mail: EAYalozina@fa.ru
Elena A. Yalozina, PhD in History, Docent, Associate Professor of the Department of Humanities, The Faculty of Social Sciences and Mass Communications, Financial University under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russia, e-mail: EAYalozina@fa.ru
ORCID: 0000-0002-3459-0008